Сериал «Westworld», вышедший на экраны в октябре 2016 года – это ремейк старого одноименного фильма (1973). В рунете его название чаще всего переводят как «Мир Дикого Запада»[1]. Жанр сериала граничит между вестерном и научной фантастикой, а сам сюжет соединяет в себе элементы таких классических бестселлеров кино как «Хороший, плохой, злой» Серджио Леоне и «Матрица» братьев Вачовски. В данной статье мы постараемся взглянуть только на представления об искусственном мире и обойти стороной главные повороты сюжета, дабы не испортить впечатления тем, кто только собирается открыть для себя этот сериал. Речь пойдет о тех принципиальных моментах, которые являются едва ли не изначальными вводными – о территории, отведенной для приватной жизни, и о ценности последней в современном мире. На момент написания статьи, сериал еще не закончен.
Картезианские костыли для роботов
Для начала надо сказать, что ремейк оказался значительно правдоподобнее оригинала. Если в фильме (1973г.) речь идет о роботах, чей вид схож со строением машины (движения робота более механистичны, глаза иногда дают нереальный металлический отблеск, а внутренность машины – система проводов и микросхем), то в сериале мы встречаем не просто мир андроидов, обладающих возможностями самообучения, но существ из плоти и крови. Их ремонт – настоящая хирургическая операция, а перенастройка – сеанс психоанализа с разработчиком.
Когда отдельная машина догадывается, что живет в вымышленном мире, а ее характер во многом предопределен, она задает человеку вопрос: «А откуда ты знаешь, [что ты сам – человек, а не такая же машина как я]?». Беседующий с ней инженер теряется и отвечает: «Просто знаю». То есть дает тот же ответ, какой дала бы сама мыслящая машина – «Мыслю, следовательно, существую». Если в фильме впервые прибывшему в парк говорили, что андроидов можно отличить от человека по несовершенному виду рук, то в сериале зритель встречается с физическим и ментальным подобием гостей и жителей «Westworld». Как мы видим, человеческая исключительность держится здесь на старых костылях картезианского тезиса. В результате, зритель рискует уподобиться героям научно-фантастических триллеров «Экзистенция» Дэвида Кроненберга или «Начало» Кристофера Нолана и перестать отличать в каком мире он находится – в вымышленном или настоящем (среди роботов или уже среди людей). Связано это с тем, что наш мир, во многом переживший времена колониализма и расизма, и показавший, что недавний африканский абориген (subaltern), тоже может говорить, постепенно покидает европоцентристское мировоззрение. При этом «виртуальный мир» перестает быть каким-то обобщенным чарующе-экзотическим термином, как некий «Восток» для европейских интеллектуалов-романтиков, скажем, XIX века[2]. Нет ни монолитного «Востока», ни какого-то единого «виртуального мира» (как в фильме «Трон» Стивена Лисбергера), а есть – скажем, Индия и Китай, Youtube и Instagram, и т.д. Иначе говоря, мир дискретен. Именно поэтому «монолитная» резервация роботов под названием «Westworld» - аттракцион, парк развлечений, «шутка» интеллектуалов-романтиков (вроде героя Энтони Хопкинса).
А поскольку этот искусственный мир – «шутка», то он может дистанцироваться от реальности «серьезных» настоящих людей. В нем возможно то, что табуировано в человеческой действительности. Насилие над миром андроидов оправдывается тем, что это не серьезно, не по по-настоящему. Но если физического различия между человеком и машиной не существует и при этом реальность обоих обосновывается картезианским тезисом, то не оказывается ли парк развлечений – отдушиной нашей приватной жизни, настоящей жизнью обычных людей, где финансы и политика вынесены за скобки? В этом мире гости — не менеджеры или политики, а те, кто могут как мародерствовать, так и исследовать мир и разбираться в собственных внутренних переживаниях. Приватная жизнь с внутренними «ангелами» и «демонами» отделяется от публичной сферы «делового мира».
Мир «ангелов» и «демонов»: любить нельзя казнить
Искусственный мир «Дикого Запада» подобен деревушке из фильма «Таинственный лес» Найта Шьямалана, которая законсервировала в себе лучшее от человеческого и живет искренней верой в реальность происходящего в данной резервации. Андроидам не знаком «оскал» позднего капитализма, глобализм, консюмеризм. Их мир (практически) руссоистски чист и невинен, как мир американских индейцев до высадки конкистадоров. У андроидов здесь еще есть внутренние «ангелы» и «демоны» (скажем, честь и жажда наживы), тогда как реальный мир – это мир бизнеса, пространство, где работа отчуждает мораль, оставляя место лишь страстям (например, сексу между коллегами-создателями парка и «Мохито» на пляже).
Вместе с тем, особенность мира «Westworld» в том, что здесь будто бы все как раз не по-настоящему. Поэтому над населением резервации можно издеваться и в конечном счете его можно даже убивать.
Жизнь в парке – это жизнь обычного человека в его внутренних переживаниях, поисках смысла происходящего. Но одновременно она – то, что можно забрать легитимным образом.
Для описания этого парадокса философ Джорджо Агамбен использует термин римского права «homo sacer» («человек священный»). Этим словосочетанием называется человек, чья жизнь может быть в любой момент забрана, но без пафоса жертвоприношения. Иначе говоря, это тот, кто во всех отношениях является другим по отношению к среднестатистическим членам общества. Его мнение может учитываться и влиять на происходящее, но радикальная непохожесть этой личности – залог того, что к ней не существует какого-то определенного отношения. Он просто есть[3].
Философ сравнивает современное общество с концлагерем, местом, где у некоторого суверена есть возможность постоянно вмешиваться в уже установленный ход вещей. При этом такие вмешательства являются полностью легитимными. Иначе говоря, обращаясь к политической философии Карла Шмидта, Агамбен говорит, что есть власть, способная постоянно объявлять чрезвычайное положение. «Мир Дикого Запада» в таком контексте идеальный тому пример - сюжетная линия «Westworld» и основана на том, что машины начинают задаваться кафкианским вопросом о смысле своего существования. Как и в произведениях Франца Кафки, существует Закон, который исполняется, но кто или что стоит за ним, какова его логика – неизвестно[4]. Его просто нужно исполнять, и иногда – будто бы по собственному желанию. Самое страшное здесь то, что территория обитания человека во всей полноте его внутренних переживаний («робота священного») – это мир не отдельного существа, но мир множественный, подчиненный неосязаемому Закону. Человек же – священная машина, которая находится в обществе постоянно объявленного чрезвычайного положения со всеми вытекающими следствиями.
Голая жизнь Долорес
Одна из главных сюжетных линий связана с молодой жительницей «Westworld» андроидом Долорес. Девушка задается вопросами о своем предназначении, влюбляется, отходит от сценария. Ее характер развивается. Благодаря способности машин к «самоосознанию», «импровизации» и случайным воспоминаниям из прошлых жизней Долорес выглядит «человечнее» многих людей, которые посещают парк. Ее система ценностных ориентиров всегда находится в развитии. Эту особенность философ Ханна Арендт называла спецификой настоящей личности. По ее мнению, зло банально, и люди с установившимися взглядами, как показывает история, значительно легче диаметрально меняют свои убеждения, чем люди, чья система ценностей пребывает в становлении.
Рассуждая над историей фашистской Германии, Арендт пишет: «Напротив, весь наш опыт свидетельствует о том, что именно члены добропорядочной части общества, не затронутые интеллектуальным и моральным переворотом первых лет нацизма, были первыми, кто ему подчинился. Они просто сменили одну систему ценностей на другую» [1, с. 77]. Если человеческое «добропорядочное» общество застыло в развитии его системы ценностей, то нельзя ли считать парк искренних андроидов «Дикого Запада» в чем-то даже его превосходящим, поскольку робот сопротивляется заложенным изначально представлениям? Именно такой возвышенной и представляется в сериале личная жизнь человека, оторванная от реальности «делового мира» - становящаяся психика, которая может мотивировать как к добру, так и ко злу.
Таким образом, постепенно машины с людьми меняются местами: роботы начинают все чаще задаваться вопросом почему все так, а не иначе, а люди — погружаться в дорефлексивное состояние. Внутренний мир андроидов с их мыслями оказывается тем пространством странных (хранимых в секрете) догадок, который не тождественен поведению машины в реальном для нее мире «Дикого Запада».
Вернемся к философии биополитики Агамбена. Как яркий последователь Мишеля Фуко, исследующий власть и ее проявление в современном мире, он говорит о «политизации» приватной жизни. «У древних греков, - пишет итальянский философ, - не было одного слова для обозначения того, что мы обычно имеем в виду, когда говорим «жизнь». Они пользовались двумя словами, восходящими к одному этимону, но различными семантически и морфологически: zoe, означавшим сам факт жизни, общий для всех живых существ (будь то животные, люди или боги), и bios, указывавший на правильный способ или форму жизни индивида или группы» [2, с.7], - начинает Агамбен свой известный труд «Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь». По его мнению, политизация «голой жизни», zoe, – это «решающее событие современности» [2, с.11].
В мире андроидов «Westworld» чувствуется присутствие этой голой жизни, несмотря на постоянно наблюдающие за ними камеры разработчиков. Так, персонал, обслуживающий работу парка, не всегда может определить по каким причинам машина отклонилась от исполнения своего сценария. Важно здесь то, что zoe и bios не смешиваются в голове отдельной машины, - робот не делает сознательных check-in в местах, которые посещает, не превращает приватное в публичное по собственному желанию. С одной стороны, это создает утопию, в которой голая жизнь все-таки расходится с жизнью публичной, но с другой – власть все же достигает того уровня, когда ее объект и субъект становятся неразличимы.
Другой момент, который необходимо отметить в конце, - территория Приватного, по сюжету сериала, доступна далеко не каждому ввиду дороговизны посещения аттракциона. В результате, даже работники парка, не располагающие соответствующими деньгами, склонны к извращенному желанию обладания машиной, которая находится на починке. Таким образом, возможность иметь приватное пространство (территорию своей подлинности и моральной неотчужденности) оказывается игрушкой, которую могут позволить себе только представители буржуазии.
Автор: Алексей Стрижов
Список литературы:
- Арендт, Х. Ответственность и суждение. - М.: Изд-во. Института Гайдара, 2014. – 352с.
- Агамбен, Дж. Homo Sacer. Суверенная власть и голая жизнь. – М.: Изд-во «Европа», 2011. – 256с.
Примечания:
[1] Если вы еще не начали просмотр картины, то вот краткий анонс:
Существует парк развлечений «Westworld», населенный андроидами, мнящими себя обычными людьми, населяющими Дикий Запад. Сюда приезжают обычные люди (правда, видимо, только очень богатые) отдохнуть от сковывающих реальный мир норм морали и получить новые ощущения. Однако в один момент андроиды, населяющие аттракцион, начинают подозревать что-то неладное – сомневаться в реальности окружающего их пространства и выходить за пределы заложенных в них ролей. Этим самым ставится под вопрос безопасность нахождения людей в «Westworld».
[2] См., например, классическую работу в области postcolonial studies Э. Саида «Ориентализм».
[3] Homo sacer является и суверен, который оказывается «включающим исключением» данной системы: для того, чтобы вводить чрезвычайное положение, он должен быть выше действующего внутри системы закона, но одновременно ему необходимо быть внутри имеющейся системы.
[4] По-моему, самые яркие тому примеры можно найти в произведениях «Процесс» и «Замок».
Опубликовано 14.11.2016
