Первую книгу «Никомаховой Этики» Аристотеля можно рассматривать в качестве введения. Она содержит различные формулировки, объединенные общим принципом. Здесь он указывает ряд методических моментов, с которыми следует ознакомиться его ученикам и всем тем, кто будет читать это произведение. Так как вопросы, затрагиваемые Аристотелем в его учении, и освещаемые им выступлениях и письменных работах, поставлены и разработаны самим автором, нам не следует принимать их такими, какие они есть без опоры на изучение фактов. Наличие точной концепции и понимания этих пунктов, которые выступают в качестве руководящих шагов, по словам Аристотеля, является очень важным, так как
«начало – это, очевидно, больше половины всего [дела]» (1098b).
Первоначально Аристотель проводит обзор того, над чем он собирается работать. Его предполагаемая область исследований/преподавания имеет конкретный предмет, систему координат, метод и учеников (у него была своя школа и ученики). Эти аспекты повторяются в первой главе в нескольких местах, но в этой статье мы попытаемся органично собрать их вместе. Представленные характеристики и противоположности следует понимать в их аристотелевском значении, поскольку, в целом, они требуют применения рассуждений определенного вида и соответствующего письменного и устного изложения, о чем читатель обязательно должен знать.
Прежде всего, Аристотель сообщает нам, что этика относится к «практической» области, в отличие от «непрактической». Я думаю, он имеет в виду, что в этическом поле, действуя/бездействуя по практическим соображениям, в том или ином роде, мы становимся более нравственными или менее нравственными людьми (1103b). В соответствии с этими заданными параметрами философ приступает к исследованию своего предмета, его характеристик, методов, а также учеников с их индивидуальными особенностями.
«Предмет» этики подходит для исследования с «практической» точки зрения, вследствие этого, мы можем говорить о его природе «приблизительно/ περιλαβεῖν», ограничиваясь лишь общим описанием или схемой основных характеристик без детализации. Иными словами, не следует рассуждать о характере такой реальной и достижимой категории подробно. Например, чтобы дать точное определение счастья, философ в общих чертах говорит о том, что оно должно иметь отношение к конкретной жизни или назначению человека, которое отвечает его природе. Исходя из этого, Аристотель определяет счастье как особое качество деятельности души сообразно добродетели. Затем, расширяя это определение, возможно добавлять подробности с помощью элементов, которые уже имеются в распоряжении, или тех, которые будут появляться с течением времени (1098a). Эта же мысль повторяется в его введении в отношении благополучия и невзгод потомков, друзей умерших (1101a) и природы души для лучшего понимания человеческого совершенства (1102a).
Тогда, что касается этого положения предмета этики, мы должны ожидать определенной «точности/ἀκρίβεια», которая должна отличаться от определения степени соответствия, используемой в других дисциплинах. Это означает, что в этике мы не сможем достичь “теоретической истины” и мы не будем пытаться это сделать. Для нас возможно добиться только некоторого приближения к ней, что считается “практической истиной”.
Таким образом, Аристотель не отрицает истину, этика лишь определяет ее особый вид и это не является чем-то положительным или отрицательным для сути нашего исследования.
Помимо этой особенности на макроуровне, по словам Аристотеля, на пути к счастью, на микроуровне существуют амбивалентности относительно «нравственной добродетели». Они являются необходимыми элементами для достижения счастья, и может показаться, что среди них нет однородности. Эти две характеристики создают определенное состояние, относящееся к природе предмета этики, которое называется неточностью или «неопределенностью/πλάνην». Вследствие этого, люди блуждают и сбиваются с пути, т.к. нет четкой инструкции, указывающей направление.
Что касается описания «предмета» этики Аристотеля, мы рассмотрим понимание им этических «характеристик». По его словам, этические характеристики не ограничиваются конкретными и объективными «выводами и предпосылками», мнения также считаются данными. Это означает, что то, что люди говорят об этике и то, что они считают этическими вопросами, следует рассматривать как этические характеристики (1098b).
Как правило, мы ожидаем, что упомянутое определение предмета этики будет распространено и на его характеристики, и это так и есть.
По мнению Аристотеля, есть два свойства у этических данных. Одним из них является неопределенность или πλάνην (это качество мы упоминали ранее), и еще одним – «Διαφοράν/различие».
Некоторых суммарный результат этой неопределенности и различий приводит к идее, что различия между этическими данными являются созданными и условными, и ни одно из них нельзя назвать естественным или существенным. Кроме того, в результате этой ситуации этические вопросы не должны основываться на незыблемых принципах, поскольку заданные конвенции потенциально изменчивы.
Следующий вопрос – соответствующая методология этики. Что касается различий и спецификаций среди дисциплин, Аристотель предлагает множество методов вместо универсальности. В результате этика имеет определенный предмет, характеристики и, следовательно, у нее также должна быть собственная методология.
По мнению философа, существуют два метода: один из них начинается с архэ, другой является средством для первого. Но есть два вида архэ. То, которое “известно само по себе” и то, которое “известно нам”, и этический метод имеет отношение к последнему. Соответственно, подходящий метод этики исходит из наших человеческих принципов.
И если эти архэ/принципы будут очевидны для тех, кого это касается, то вопрос “почему” не возникнет. Но если это не так, то появятся вопрошающие и ученики, и этой проблеме Аристотель посвящает четвертую и последнюю тему. Он не уравнивает тех, кто занимается этикой. Философ разделяет их на группы:
- те, кто знает, что они знают причины, поэтому, они не могут быть учениками;
- те, кто не знает, но слушают тех, кто знает; те, кто не знает, что они не знают;
- те, кто не знают и не прислушиваются к словам тех, кто знает;
- те, кто молоды годами, не имеют жизненного опыта;
- и те, кто по причине подверженности страстям, молоды по характеру.
Тем самым Аристотель определяет границу между собой как наставником в философской этике и теми, кто мог прийти в Лицей и считаться его учениками.
Такая «сложность» в деле достижения неточного и приблизительного, в противовес точному и достоверному, требует применения определенного типа дифференцированного «логоса», состоящего из речи/письма/логики. То есть, она нуждается в точной версии этической истины, и, кроме того, в предоставлении и обработке определенных рассуждений, предпосылок, утверждений и выводов. У Аристотеля существуют разные оценки рассуждений, согласно природе и возможностям предмета, а это означает, что между ними существует прямая пропорция. Теперь то, что мы сказали ранее, становится актуальным и функциональным по значимым причинам.
Согласно нашему толкованию, Аристотель изображает предмет этики в общих чертах, к тому же, в его рассуждениях немало «разного и неточного». По его мнению, и в различиях других предметов/характеристик есть «неточность», следовательно, рассуждения о них тоже не являются точными.
Согласно Аристотелю, аргументы, рассуждения, обсуждения и высказывания в этике возвращаются к ее предмету, характеристикам, методологии и ученикам, которые в целом влияют на этический аргумент и его составляющие.
Этические аргументы строятся на двух уровнях: общем и частном, из которых первый уровень относится к понятиям и действиям в целом; а второй – к отдельным действиям. Это означает, что на общем уровне нет точных и фиксированных законов, но есть отрывочные аргументы; и поскольку отдельные случаи не могут быть помещены в какие-либо установленные и определенные рамки, в каждом конкретном случае субъект должен сам решить, что делать или не делать.
Таким образом, общие положения включают в себя одни и те же случаи, одни и те же средства и те же обстоятельства. В этических добродетелях и недостаток, и избыток могут быть губительны. И удовольствия, и страдания, которыми сопровождаются поступки, должны быть приняты как проверка на наличие привычки или характера, так как в целом, многие факторы создают и закрепляют это состояние, и то или иное определение добродетели и порока. Когда человек намеревается совершить этический поступок, он должен действовать или не действовать с учетом этих общих понятий в соответствии с конкретным временем, местом, манерой, условиями, обстоятельствами, случаями и т.п.
Следовательно, «общие/неспецифические» наставления будут реализованы субъектами в отдельных случаях и событиях в виде «ситуационных» правил. Поэтому этическое утверждение должно быть оформлено в «общих/не абсолютных» терминах.
Похоже, что для Аристотеля эта особенность имеет два аспекта: один – в отношении конкретных качеств добродетели, которые проявятся через действие; и другой – в отношении конкретного человека/обстоятельства, являющихся субъектами. В этой связи мы можем рассмотреть таблицу добродетелей и пороков в 1107b. Интересно, что во время размышлений и разговоров о деталях иногда мы сталкиваемся с лексическими недостатками и необходимостью вводить новые имена и идиомы, чтобы почувствовать тонкости. И это можно считать проблемой при формулировании этических конкретных утверждений, когда у нас нет соответствующих конкретных терминов. Когда мы думаем и говорим об общем, мы довольно легко работаем с несколькими общими терминами, и нам этого достаточно. Но это не подходит по отношению к конкретным частным случаям, и это проблема, на которую Аристотель указывает в ходе обсуждения определенных добродетелей и пороков.
Из этого мы можем заключить, что очень важно знать название и содержание деталей. В целом, существуют категории, которые должны быть указаны в соответствии с предполагаемым конкретным случаем. Среди них исполнитель, действие, объект воздействия, средство, метод, причина и результат.
Таким образом, в любом этическом событии, далеком от универсальности, должно быть указано конкретное содержание каждой из упомянутых категорий, с тем, чтобы стало возможным сделать соответствующее, обоснованное этическое утверждение.
В этой связи, я хотел бы перечитать утверждение Аристотеля о proairesis/предпочтении (1111b5-1112a15). Изначально оно представляет собой короткую фразу, состоящую из логических терминов, где он пишет о том, как они “появляются” и что один из видов выбора – это “воля”. Затем Аристотель отмечает, что неправильно определять proairesis как влечение, яростный порыв, желание или определенное мнение (как его общие, так и конкретные варианты). Тогда он подходит к главному вопросу: «τί οὖν ἢ ποῖόν τι ἐστίν, ἐπειδὴ τῶν εἰρημένων οὐθέν»/«если ничто из названного не есть сознательный выбор, то, что же он тогда такое и какой он?» (1112a10). Нам нужен буквальный перевод, чтобы в полной мере понять ответ на этот вопрос.
Философ не ставит строго теоретический вопрос о том, «что такое предпочтение?». Он задает практический вопрос «как возникает предпочтение?». Ответ философа состоит из трех взаимосвязанных элементов: внешнего проявления, которое он упомянул вначале; здравой интуиции; и этимологии греческого слова proairesis. Можно сказать, что они являются обоснованными характеристиками практического рассуждения об этическом субъекте в виде предпосылок. Основной термин в них – “кажущийся/dokei”, и это определяет их общий дух, а не универсальный/единый.
Эта последняя проблема становится заметной в высказывании Аристотеля о «принятии решения/βουλευσις», которое также является причиной предпочтения. Этика – это, по сути, сфера человеческой деятельности, в которой люди являются действующими лицами.
Это означает, что помимо вопросов, причиной появления которых является природа, необходимость и случай, формирующих различные определенные отрасли знаний, существует конкретная исключительно человеческая область, которая является результатом разумного действия людей. Вопросы этой сферы являются общими, неточными, относительными/неабсолютными; неопределенными, возможными, несистематическими, ориентированными на средства, неориентированными на конечный результат, концептуальными/перцепционными и непрогнозируемыми (см. их список в 1112b-1113a).
До сих пор я указывал на то, что в области счастья и моральных качеств, с точки зрения методологии, Аристотель упоминает о качественном различии в рассмотрении практических вопросов (1104а) и теоретических, технических единиц.
В следующей части статьи я попытаюсь высказать некоторые предположения для греческого слова δοκεῖ/кажущееся, которое Аристотель использует в своих текстах.
Литература:
- Aristotle, Nicomachean Ethics, H. Rackham (Trans.), Loeb Classical Library edition 1962.- Aristotle, Nicomachean Ethics, F. H. Peters (Trans.), Barnes & Nobles 2004.
- Aristotle's Nicomachean Ethics, Robert C. Bartlett & Susan D. Collins (Trans.), University of Chicago Press 2012.
- J. A. Stewart, Notes on the Nicomachean Ethics of Aristotle, BiblioLife 2009.
- John M. Tutuska, Aristotle’s Ethical Imprecision: Philosophic Method in the Nicomachean Ethics, Dallas University Press 2010.
- Georgios Anagnostopoulos, Aristotle on Variation and Indefiniteness in Ethics and Its Subject Matter, Topoi 15:107-127, 1996.
Опубликовано 29.12.2017
